Писать каждый день(фрирайтинг)

Турнир окончен, вот обещанный рассказ:

Замыкающий всегда попадает в беду

− Я б поел,− Третий клон тоскливо огляделся по сторонам.
− Грибочков пожуй,− хохотнул Первый, не оборачиваясь. Руки монотонно раздвигали лианы. Сочные стебли рвались, хрустели под ногами.
− Не,− Третий поёжился, прибавил шаг, почти уткнувшись в спину Второго.
− Яичко хочешь?− подошёл Четвёртый.
− Радиоактивное небось?− протянул Третий.− Вон как светится, аж рука немеет.
− Яйца оставьте для туннеля,− одёрнул их Второй. Он шёл, прихрамывая, но не отставал.
− При-игнись!− раздался голос вожака. Все присели, Пятый даже пополз. Слишком хорошо помнил, как размазало Шестого, замыкающего.
Над головой вертелось зубчатое колесо. Если не пригнуться− оторвёт и начнёт перебрасывать, как мяч, дальше, вверх, к вытяжной трубе.
Пройдя зубцы, Пятый поднялся и рванул за остальными. Не туда свернёшь – и конец.
Но он зря торопился: все собрались на поляне у кнопки. Корни деревьев, на которых росли лианы, поднимались здесь особенно высоко, образуя купол.
Кнопка размером с колесо выступала из земли на полколена.
Первый задумчиво смотрел на нарукавный датчик.
− Надо еще одного,− изрёк он и встал в центр, как на постамент. Кнопка щёлкнула и ушла вниз.
В тот же момент луч охватил его, выбелил светом.
− А, чёрт!− услышали остальные.− Очки!
− Очки забыл надеть,− прокомментировал Четвёртый, глядя, как скрючило Первого.
Первый вывалился из столба света, покатился по земле. Из-под ладоней шёл пар.
− Теперь ты будешь Первым,− Четвёртый хлопнул Второго по плечу.
− Я дороги не знаю,− буркнул он, сбрасывая руку.
− Я еще жив! Жи-ы-ы!− Первый замер, свернулся, как мокрица.− Ы-ы!
− До какого уровня дошли?− раздался за спинами голос.
− Привет, Шестой!− сказал Четвёртый.
− Тоннель скоро,− сказал Второй. Наклонился, вытащил из сумки Первого яйцо,− На, ему уже не надо.
Шестой принял светящийся дар, покачал на ладони.
− Бросим его?− спросил Четвёртый.
− Нет,− буркнул Второй, пытаясь поднять тело.
− Время теряем,− заканючил Третий,− а с ним медленней пойдём.
В лианах что-то громоздкое шлёпало, тарахтело.
− Нам нужны будут клоны,− сказал Второй, перекидывая руку вожака себе на плечи и обнимая его за талию.
− Ага. Со слепого какие клоны?− сказал Четвёртый.
− Я ж нормальный,− подал голос Шестой.− Вместе понесём.
Он пристроился рядом со Вторым, готовясь подхватить Первого.
− Э-э! Соблюдай субординацию!− заголосили остальные.− Ты замыкающий!
Шестой осторожно отпустил вожака, отступил в конец. Третий встал на его место, ворча под нос проклятия. Двинулись.
Туннель вырос перед ними внезапно. По краям его тянулся светящийся срез, словно часть гигантской трубы отмахнули и бросили.
− Достаём яйца!− скомандовал Второй. Он перехватил Первого, который болтался в его руках как тряпичная кукла. Тот мелко и тяжело дышал, но не приходил в сознание. Третий натянул ему на место выжженных глазниц гогглы, чтоб он выглядел не так жутко.
Пещера обволокла их прохладой и эхом капель. Где-то в глубине стучали монотонно механизмы. За первым же поворотом оказался тупик.
Второй и Третий отпустили Первого. Он затряс головой, ухватился за очки.
Простукав стену, Второй сказал:
− Надо ломать.
Все по очереди с разгону, насколько хватало места, стали прикладываться плечом, пока стена не зашуршала, не разъехалась на булыжники им под ноги.
− Это берём с собой,− кивнул на куски стены Второй, подхватывая Первого. Тот уже кое-как самостоятельно держался на ногах.
− Зачем?− спросил Шестой, выбирая камень полегче.
− Блокировать прилипающий луч. Берегите головы!− крикнул Второй, когда с потолка посыпалась каменная крошка. Они поспешили убраться оттуда.
Долго шли коридорами, уворачиваясь от падающих камней, проползая узкие участки, перекатываясь через огромные зубья шестерёнок. На одной из них у Пятого затянуло штанину, он чуть не лишился ноги. Второй рывком выдернул его в последний момент, разорвав защитную ткань.
Первый уже шел сам, нащупывая путь.
− Надо спешить. Портал к ночи захлопнется, не успеем покинуть этот мир,− подгонял он остальных.
− Вам не кажется, что за нами следят? Везде глаза мерещатся, огоньки… По одному, по двое,− Шестой горячо дышал в спину Пятому.
− Ты лучше под ноги смотри, а не по сторонам,− огрызнулся тот, не сбавляя хода.
Шестой не ответил. Всхлипнул коротко и замолк.
− Стойте!− закричал Пятый.
Все замедлились, обернулись, кроме Первого.
− Влип-таки,− пробормотал Второй,− Говорил же, булыжники берите!
Шестой разевал рот, глаза подёрнулись белой плёнкой. В спину ему упирался синий луч.
− Вперёд!− крикнул из-за лиан Первый,− Ему уже не помочь!
В стене сверкнула искра, новый луч пополз в сторону Пятого. Он кинул навстречу камень и луч замер.
− Быстрее,− сказал Второй. Голос его сорвался на хрип. Но все заворожено глядели, как угасает Шестой. Второй махнул рукой и захромал вслед за Первым.

−А портал-то вот он!− вожак улыбался,− Заходи!
− Ты же Первый…
− Какая разница? Думаешь, я не клон? Я от клона клон! В портал только один может войти.
− А как же те?− Второй мотнул назад головой, забыв, что Первый слеп.
− Подохнут. Как и я. Новых наделаешь. Главное – дойти.

Мне очень нравится блог одной художницы. Особенно ее размышления по поводу творческого роста, ну и вообще развития человека. Недавно она делилась размышлениями о графоманах:

"На моей встрече в Питере мои читатели в каком-то смысле поставили меня в тупик. Я говорила о том, что я не верю, что можно активно пробовать что-то творческое делать (реально делать регулярно и много, не раз в год) и никуда не вырасти (В.Г. -выделено мной).

Я рассматривала много таких примеров, когда люди говорят: "Я 25 лет пробую, и ни-че-го лучше не стало!" Либо смотришь все, в разрезе этих 25 лет, и видишь, что все стало лучше, просто человека не устраивает результат всю жизнь - но это другое. Либо видишь, что да, особо прогресса никакого. Но если при этом расспросить с пристрастием, то получится, что эти "25 лет" - это раз в пару месяцев, приступом на 5 минут, потом три месяца бездействия от разочарования. Тут понятно, что роста не наблюдается.
А когда человек, допустим, 25 лет, несколько раз в неделю, садится, и много часов пробует, и получает некий результат, законченный, то там рано или поздно должно произойти какое-то развитие.

Собственно, об этом и бурная дискуссия была, что я не верю, что можно "туро" делать 50 набросков в день, и в какой-то из дней (на самом деле - достаточно скоро) е начать как-то анализировать проделанное. Это же как-то в любом случае дойдет до автоматизма, станет скучно. И человек автоматически должен начать думать о том, как разнообразить результат, как может быть усложнить задачу (раз стало легче, и высвободились ресурсы на дальнейшую работу). Или посмотришь ведь на предыдущие 1500. Что-то бросится в глаза, что-то заметишь, повторяющуюся ошибку, кривизну, слабое место. А там где заметишь - там и попробуешь исправить. И так наступит прогресс. Обычно развитие наступает хотя бы в виде усложнения: люди начинают быстрее и легче выдавать результат того же качества, смелеют, замахиваются на что-то более монументальное, или более крутое.

И вот мне говорят: А как же графоманы?
Есть графоманы, которые 30 лет пишут, тоннами, каждый день. И ничего лучше не становится.

Вот я задумалась: хм.

Там на встрече я ответила, что мне кажется, что вот настоящая прямо графомания - когда тоннами пишешь бессмысленный плохой текст, не анализируя ничего, вываливаешь тоннами куда-то, и дальше пишешь - это должно быть какое-то психическое расстройство. И должно, значит. встречаться не так часто. А другие, кто плохо пишут, может быть просто находятся в той фазе, когда они только учатся, и публикуют свои первые 1000 плохих текстов. А потом они может и станут лучше. Просто это смелость такая - показывать все, начиная с первых попыток.
Но мне тут возразили, что нет. Не редкое они явление. Их тыщи и тьма тьмущая, и пишут они таки по 30 лет, стабильно, не улучшаясь вообще никуда.

На это мне возразить было нечего. Существование таких людей в таких количествах опровергает мою теорию. И у меня нет статистики, сколько их на самом деле. Может их статистически мало, просто они так "глаза мозолят", что кажется, что их тучи. Или может быть они все кучкуются в одних и тех же местах (где можно свободно публиковаться, и людей много), и поэтому кажется, что их много - потому что они там толпятся? "

Я тоже над этим много размышляла и слышала мнение, с которым согласна, что писательство, это не музыка и не рисование, где ежедневными тренировками можно "нарастить писательскую мышцу", всё-таки это не моторное умение, а умственное.

И чуть позже, в том же блоге Миу, нахожу для себя ответ:

"Ну вот теперь моя собственный "пул знаний" пополнился еще на один небольшой кусочек. Не то, чтобы это была для меня совсем новая информация. Но я в очередной раз узнала, что наш мозг растет ТОЛЬКО, когда совершаешь некое усилие. Т.е. если мозгу было трудно, он вырос. Если не было трудно - не вырос. И неврологи утверждают, что это можно принять за аксиому.
Следующее логические заключение: что напрягли, то и выросло.
Т.е. да - можно писать тексты, которые просто льются из головы, никакого умственного усилия к ним не прикладывая, и ничего никуда не вырастет. И да, могут существовать графоманы, которые процессом написания буковок снимают стресс, поэтому они могут набирать бессмыленные наборы букв 20 лет, и никакого прогресса не будет. Вероятно у всех у них случится прогресс в плане моторики. Когда набираешь текст часами, тело напрягается и устает. Поэтому этот процесс мозг рано или поздно начнет оптимизировать. Поэтому опытный писун будет вскоре печатать быстро. И наверное его тело выберет для этого занятия хорошую позу, в которой это делать не больно и наименее напряжно."

Вот он секрет роста писательского мастерства. Не столько в ежедневном труде, сколько в труде с усилием. А в идеале - в ежедневном труде с усилием:)

Помню момент из воспоминаний Стивена Кинга, когда он почувствовал скачок в творческом росте в работе над Сиянием. Он мог пойти по проторенной дорожке, и написать так, как раньше, сделав отца семейства отъявленным негодяем. Но он приложил усилие и проработал его детство, сделал персонажа сложней. И с тех пор писать стал лучше.

Итак, статистика малопродуктивной недели:

07.08 - 97 сл \ 679 зн

08.08 - 0

09.08 - 519 сл \ 3294 зн

10.08 - 36 сл \ 232 зн

11.08 - 537 сл \ 3573 зн

12.08 - 25 сл \ 160 зн.

13.08 - 195 сл \ 1202 зн

14.08 - 19 сл \ 134 зн.

15.08 - 10 сл \ 70 зн.

Нашла у одной писательницы на ФБ:

"В 1925 году американский писатель-фантаст Хьюго Гернсбек предложил изобретение, которое должно было помочь писателям при написании книг, чтобы ни что не отвлекало от мук творчества. Изобретение получило название изолятор и представляло из себя герметичный звуконепроницаемый шлем. Воздух для дыхания поступал из специального баллона, при этом шлем был оборудован двумя "иллюминаторами" для глаз."

Коммент один убил просто: (Михаил Дулепа) А если писатель переставал писать, то подача воздуха прекращалась.

Смеялась до слёз)) Буквально.

Очень актуальный вопрос.

1624 слова \ 10622 зн.

Хотела поработать над синопсисом и планом старой идеи. В результате - придумала новую трилогию. Без подробностей, но глобаааальную, ужас.

Когда это всё писать?..

• 1342 слова \ 9173 зн. суббота (сегодня)
• 148 слов \ 1067 зн. пятница
• 189 слов \ 1280 зн. четверг
• 162 слова \ 1106 зн. среда

За неимением каких-либо значительных результатов, не писала давно, так что вот, статистика скопом. Даже нагляднее получается.

Сегодня нагрянуло вдохновение негаданно. Идеи посыпались, будто прорвали затор. Завтра предстоит работа над планом (планами?), но постараюсь не распыляться. А то знаю себя, начну хвататься то за одно, то за другое, а в результате - пшик.

230 слов \ 1564 зн.

Что-то не густо в начале недели. Духота давит, плохо творчество идёт.

354 слова / 2367 зн.

Мне очень по душе советы Роберта Хайнлайна "Как стать фантастом".

Для меня закончить произведение - это что-то из ряда вон. Вроде пишу много, а показать нечего.

Взято отсюда:

Я никогда не обсуждаю своих произведений, и еще менее желаю обсуждать работу моих коллег. Что касается влияния фантастической литературы на людей, то я стою слишком близко к ее центру, чтобы судить. И какие переживания может иметь автор в связи со своей работой? Он работает один, в обществе только пишущей машинки. Почти все, что может с ним случиться, - это землетрясение.

Тысячи контактов с людьми в течение более тридцати лет позволяют мне оценить процент желающих быть писателями среди взрослого населения нашей страны равным пятидесяти процентам - или больше. Я могу объяснить вам менее чем в полусотне слов, как напечататься, но если вы слишком робки, чтобы признаться в своем желании писать и публиковать написанное, я не буду себя утруждать.

Попробуем еще раз. Сколько из вас заинтересованы в том, чтобы писать и публиковаться? Я не буду говорить, если только кучка хочет слушать. Хорошо, этого достаточно, чтобы оправдать обсуждение этого вопроса. Остальные пусть примут возбуждающее и подумают о журнале "Плейбой".

Итак, пять правил писательского успеха:

Первое: Вы должны писать.

Второе: Вы должны заканчивать написанное.

Третье: Вы должны воздерживаться от переделки, кроме случаев, когда на изменениях настаивает редактор.

Четвертое: Вы должны выйти с вашим произведением на рынок.

Пятое: Вы должны держать его на рынке, пока его не купят.

И это все. Это надежнейшая формула, чтобы добиться публикации любого - именно любого! - произведения. Но так редко кто-либо следует всем пяти правилам, считая, что профессия писателя - это и без того легкий труд. Хотя большинство писателей-профессионалов не слишком толковы, не слишком умны и не слишком производительны. Дело в том, что эти правила действуют только последовательно, а не параллельно. Если вы "проскакиваете" одно из них, вы проваливаетесь полностью - и ваше произведение не будет опубликовано.

Посмотрим, как работают эти правила. Я сказал, что половина взрослого, грамотного населения США утверждает, что хочет писать. Пусть это будет пятьдесят миллионов. Так что начнем именно с этой цифры.

Девять из десяти, говорящих, что они хотят писать, никогда этого не делают. Остается пять миллионов.

Не более одного из десяти, которые начинают писать что-нибудь и заканчивают когда-либо то, что они начали, - заканчивают это полностью: корректируют, печатают на машинке через двойной интервал на одной стороне листа стандартного формата. Это оставляет в лучшем случае - пятьсот тысяч человек.

Из тех, кто заканчивает рукопись, девять десятых не могут оставить ее в покое. Они начинают возиться с ней, переписывать, отделывать, изменять... пока они не выхолостят из нее живую душу и потеряют к ней интерес. Мы спустились к пятидесяти тысячам.

Большинство из тех, кто пережил это испытание, не посылают свое творение во внешний мир - к редактору. О, нет! - Это включает возможность провала, и они к нему не готовы.

Писатели - все писатели, включая покрытых шрамами старых профессионалов, - чрезвычайно гордятся детьми своих мозгов. Они скорее готовы видеть своего настоящего первенца съеденным волками, чем пережить боль оттого, что отвергнута их рукопись. Так что многие предпочитают читать свою рукопись вслух супругам и многострадальным друзьям.

Это составляет только пять тысяч выживших, которые на самом деле посылают свою рукопись на рынок - к редактору, - и она возвращается обратно с письмом об отказе.

Это очень больно для писателя.

Обычный любитель на этом и останавливается. Он так разочарован, что прячет свою рукопись и забывает о ней.

Или он может послать ее еще раз. Второй отказ еще болезненней, чем первый. Нужна настоящая настойчивость, чтобы послать ее третий раз. Только кучка людей будет посылать рукопись четыре раза. Еще меньшее количество будет продолжать посылать ее столько раз, сколько необходимо, пока ее не купят. Потому что она будет куплена. Если у рукописи есть какие-нибудь достоинства и автор будет продолжать пробовать, то, в конце концов, ее купят. Какой-нибудь редактор обнаружит, что он подошел к крайнему сроку с пустыми страницами, которые срочно надо заполнить. Он залезает в кипу дряни и вытаскивает рукопись, о которой он помнит, что она плохая, но не совершенно безнадежная, перечитывает ее и размышляет: "Ну ладно, если я отрежу эту бесполезную первую страницу и начну прямо с действия, затем укреплю конец, выброшу все эти прилагательные, пройдусь синим карандашом по описанию погоды - и она как раз влезет. Пегги! Пошли этому типу письмо по форме два, ну той, что дает мне право сокращать, чтобы подогнать, и добавь обычный параграф о том, что мы будем рады видеть другие его работы, но не более, чем на сорок пять сотен слов".

Итак, теперь наш герой уже публикуемый автор... И если он так же настойчив в продолжение писания, как и в том, что он держит свою работу на рынке, то у него будет какая-нибудь рукопись, которую уже отвергали несколько раз, но которую он считает возможным сократить с семи тысяч до сорока пяти сотен слов. Он делает это, и видит, что сокращенный вариант читается много лучше... и таким путем получает самый важный урок в писательском ремесле: любая рукопись улучшается, если с нее срезать жир.

Этот последний из пяти открытых либо закрытых вентилей исключает еще девяносто процентов. Мы начали с пятидесяти миллионов, теперь у нас только пятьсот выживших.

Эти числа в основном правильны. Несколько лет назад организация, к которой я принадлежу, Американское объединение писателей, произвела исследование, чтобы выявить всех писателей-профессионалов. Мы обнаружили только четыреста человек, которые заявили, что они обеспечивают себя и свои семьи исключительно писательским трудом. Все остальные имели другие основные источники дохода.

Введем поправку на возрастание населения и на всех пропущенных при исследовании - их немного, имена настоящих профессионалов видны повсюду на витринах: они не могут спрятаться. Так что примем как максимум - пятьсот человек.

Только пятьсот человек, зарабатывающих себе на жизнь чисто писательским трудом, - из населения более чем двухсот миллионов. Менее одного на четыреста тысяч.

И, тем не менее, я сказал, что профессия независимого писателя - легкая. Это именно так. Знаете ли вы о какой-либо профессии, в которой человек сам себе хозяин, где не требуется никаких капиталовложений, никаких служащих, о которых надо беспокоиться, никакой платежной ведомости, не нужно соблюдать никакого расписания, нет необходимости встречаться с людьми иначе, чем когда и где сам этого пожелаешь, жить, где хочешь, одеваться, как хочешь, работать три или четыре месяца в году, брать длинные, длинные отпуска - и все-таки зарабатывать на весьма комфортабельную жизнь?

Но что при этом необходимо делать - это соблюдать указанные правила, каждое из них, всегда, без исключения - и продолжать следовать им из года в год.

Это означает работать, когда вам не хочется работать, несмотря на то, что никто не говорит вам, что вы должны. Это означает следование этим правилам даже когда вы разочарованы длинной цепью отказов и у вас болит голова или расстроен желудок, а ваша жена думает, что вы делаете глупость, не подыскивая работу. Это означает отказ от встреч с вашими лучшими друзьями, когда вы пишете, и приказание вашей жене и детям выйти из кабинета... Это означает оскорбление людей, которые не могут понять, что процесс написания нельзя прерывать - ни для званых обедов, ни для дней рождения, ни даже для Рождества. Это означает приобретение репутации самовлюбленного скупца с отвратительным характером - и примирение с тем, что вы будете жить с этой репутацией, хотя вы хотели бы нравиться, иначе не пытались бы добраться до людей своими писаниями.

Я, возможно, не убедил вас, что эти пять правил - все, что вам нужно. Но это правила деловой деятельности для каждого, кто изготовляет что-либо на продажу. Возьмите столяра, изготовляющего мебель вручную. Он должен сделать мебель и закончить каждый предмет. Он никогда не разламывает сделанный им стул, потому что придумал лучшую модель. Нет, он предлагает стул для продажи и использует новую разработку, чтобы сделать другой, - это правило "не переписывать".

Закончив стул, он ставит его на выставку и держит там, пока он не будет продан. В худшем случае он его переоценит и поставит в свой подвал с уцененной мебелью - и писатель делает то же с рукописью, которая не продается на рынках, где хорошо платят, он ставит на ней свой псевдоним, предназначенный для дешевки, и посылает ее на громадные рынки с малой оплатой... и не проливает над ней слез: слова стоят столько, сколько хочет заплатить рынок - не больше, не меньше.

Начинающему трудно поверить в правило "непереписывания". Укоренился миф, что рукопись должна быть переработана хотя бы один раз, чтобы стать подходящей для опубликования.

Совершенная чушь!

Станете ли Вы пережаривать яичницу? Разберете ли только что построенную стену? Разломаете ли новый стул? Смешно! Эта глупая практика переработки основана на нелепом предположении, что вы сегодня умнее, чем вчера. Но это не так. Эффективный способ написания, как и всякой другой работы, - делать это правильно сразу!

Я не хочу сказать, что рукопись не нужно корректировать, и сокращать. Немногие из писателей так искусны в печатании на машинке, орфографии, пунктуации и грамматике. Большинству из нас необходимо возвращаться, чтобы исправить все это, а также - прежде всего! - выбросить все лишнее и украшательство.

Затем надо перепечатать рукопись - для аккуратности. Перепечатывание - не переписывание. Переписывание предполагает новый подход, фундаментальное изменение формы.

Не делайте этого!

Единственный капитал писателя - это его время. Вы не можете позволить себе начать писать, пока вы точно не знаете, что вы х отите сказать и как вы это хотите сказать. Если вы этого не знаете, то вы тратите не бумагу, а ваше весьма ограниченное и невозобновимое время.

Я полагаю, что у меня есть время сказать относительно так называемых курсов "литературно-художественного творчества". Это всего три слова: "Не нужно их!" Творчеству нельзя научить. Можно научить грамматике и композиции, но невозможно научить писательскому творчеству. И всякий, кто претендует на это, - обманщик. Творческие личности не обучаются, они обучают себя сами. Вы не можете научить писателя творить. Никто не учил Шекспира, или Марка Твена, или Эдгара Аллана По, или Стенли Гарднера, или Рекса Стаута, - и никто не сможет научить вас.

Я обязан моей жене за ее определение термина "сюжет".

"Сюжет, - сказала она мне, - это нечто, выдуманное профессорами английского языка, чтобы объяснить то, что писатели все равно делают".

Может быть, и существуют авторы, которые разрабатывают сюжет своих произведений, я никогда ни одного такого не встречал. Да, конечно, автор часто набрасывает контуры того, что он хочет написать. Он может ссылаться на этот контур как на "сюжет". Но я никогда не слышал о работающем писателе, который бы беспокоился о таких вещах, как "катастрофа", "развязка в драме", "развязка", "завязка", "осложнения", "драматическое единство" и тому подобных понятиях, и он не позволит своему наброску превратиться в прокрустово ложе. Как только его герои оживают, как только он может слышать их голоса, они начинают жить самостоятельной жизнью, они поступают как им нравится, и они разбивают этот набросок на куски.

Это не мое личное восприятие, я слышал об этом много раз от других авторов.

Теперь вернемся назад к научной фантастике. Более девяноста процентов всей научной фантастики - это хлам. Это пример проявления закона Старджона: девяносто процентов чего угодно - полное барахло. Это наверняка верно для всех видов искусства: взгляните вокруг себя. Пьесы, кинокартины, поэзия, музыка, скульптура, живопись, литература - почти все это хлам.

И это всегда было верно. На каждого Бетховена, или Микеланджело, или Рембрандта были, по крайней мере, дюжина соперников, которые работали достаточно хорошо, чтобы зарабатывать на жизнь, но чья работа не выдержала испытания временем.

То же верно и для научной фантастики. Герберт Уэллс написал большую часть своих научно-фантастических произведений три четверти века тому назад - и их до сих пор читают. "Человек-невидимка", "Война миров", "Машина времени" - эти книги есть в каждой публичной библиотеке, их можно найти в книжных магазинах, они выставлены в витринах. А как с серийными изданиями Фрэнка Рида, выходившими в то же самое время, исключительно популярными и относившимися все, как одна к научной фантастике? Кто сегодня их читает? Кто хотя бы слышал о них?

Мы обнаружим ту же градацию в современной научной фантастике от комиксов типа Бэка Роджерса до романов класса "1984" Джорджа Оруэлла и "Прекрасного нового мира" Олдоса Хаксли. Кто из вас слышал о той или другой книге - или "1984" или "Прекрасный новый мир". Пожалуйста, поднимите руки. Благодарю вас. Кто из вас читал ту или другую из этих книг? Хорошо. Кто читал обе - и "1984",и "Прекрасный новый мир"? Спасибо. Я думаю, тени Оруэлла и Хаксли имеют основания быть довольными; одна книга вышла двадцать пять лет назад, другая немного более сорока. При тридцати тысячах новых названий, выходящих ежегодно, трудно вспомнить даже бестселлеры пяти или десятилетней давности. И, тем не менее, эти две книги и сейчас свежи, и сейчас оказывают влияние. Каждая из них заставляет нас думать, и мрачные предупреждения, заключенные в них, даже более настоятельны теперь, чем когда они были опубликованы.

И обе общепризнанны как настоящая английская литература.

И обе - подлинная научная фантастика.

Что такое научная фантастика?

Это не пророчество. Несмотря на бесконечный список предметов, появившихся в научной фантастике прежде, чем они стали физической реальностью, - радиолокация, подводные лодки, телевидение, автомобили, танки, летательные аппараты, космические корабли, спутники связи, пересадка органов, компьютеры, атомные бомбы, атомная энергия - назовите сами, что хотите, - научная фантастика не пророчество.

Она и не чистая фантазия - хотя невежественные в науке критики часто затрудняются отделить одну от другой. Я не принимаю фэнтэзи; я получаю от нее удовольствие и иногда сам пишу ее. Но фэнтэзи - не научная фантастика.

Научная фантастика - это реалистическая литература.

Аналогично - не художественной литературой являются направленные в будущее так называемые "сценарии", исходящие от Гудзоновского института, Римского клуба и корпорации Рэнд. Они отталкиваются от существующего мира и пытаются экстраполировать возможности нашей будущей истории.

Они задают себе вопрос типа: "Что будет, если...?". Что будет, если дюжина или около этого, менее устойчивых наций получит атомное оружие? Что будет, если мы потеряем Панамский канал? Что будет, если кто-нибудь изобретет Машину Судного дня и она попадет в руки безумного диктатора типа Гитлера? Что будет, если мы окажемся отрезаны от нефти Ближнего Востока? Что будет, если Китай и Россия нанесут удар друг по другу?

Эти футурологи работают группами, используя компьютеры и много других вспомогательных средств.

Серьезный писатель, научный фантаст, должен пробовать делать подобные же вещи, но вместо того, чтобы нанять команду политологов, военных экспертов, физиков, психологов и демографов, он должен сделать это один... А затем преобразовать свой сценарий в произведение, которое будет развлекать читателя - тысячи читателей, - иначе он потерпит неудачу, как бы логически безупречно он ни экстраполировал настоящее в будущее.

Научная фантастика обладает одним преимуществом над всеми другими формами литературы: это единственная ветвь литературы, которая хоть пытается иметь дело с действительными проблемами нашего быстро меняющегося и опасного мира.

Все другие ветви даже не пробуют. В этом сложном мире наука, научный метод и результаты применения научного метода стоят в центре всего того, что делает род человеческий и того, куда мы идем. Если мы взорвем себя, мы сделаем это с помощью неправильного применения науки; если мы сумеем избежать того, чтобы взорвать себя, мы сделаем это благодаря разумному применению науки. Научная фантастика - единственная форма художественной литературы, принимающая во внимание эту главную силу нашей жизни и нашего будущего. Другие формы литературы, если они вообще замечают науку, попросту сожалеют о ней - подход, очень модный в атмосфере антиинтеллектуализма наших дней. Но мы никогда не выйдем из хаоса, в котором мы находимся, просто ломая руки.

256 слов \ 1699 зн.

Сегодня, глядя на свою заспанную рожу в зеркале, пробудила воспоминания о романе, который задумала писать, пробуя метод Снежинки. О бессмертии и страхе потери молодости, об иных мирах, лабиринтах-порталах, завоевателях и опасных стражах.

Восставшие из забвения герои штурмуют мозг.