Цель заброшена
Автор не отписывался в цели 6 лет 9 месяцев 12 дней
Дневник цели
Комментарии

Покинь,
И буйство красок
И караван внимания,
Что даришь ты извне
На миг – короткий, миг признания
Себя же самого – себе.
---------------------------------
Очисти комнату
Своими же руками
Ни шума чтоб, ни запаха
Не увлекало вдаль
-----------------------------------
Отбрось
любые мысли, начинанья
Эмоции
и радость и печаль
-----------------------------------
Устройся так,
Чтоб тело отдыхало
И в благодарности
За этот самый миг
Оно себя никак не проявляло
Не проявляло так,
Как ты уже привык
-----------------------------------
Прочувствуй
Полноту вселенной
Начало что берёт своё в тебе
Ты – солнце, ты причина,
Откровенной,
Истории рассказанной вовне
--------------------------------------
И мир вокруг движенье обретает
Вокруг одной
Вокруг твоей оси
И пусть тебя всё это не смущает
Вот путь, которым следует пойти
________________________________
________________________________
Молчание – твой друг,
в молчании таится
Ответов множество,
что можно изумиться!
Ну а душа сама в себе несёт ответ
Бессмертие присутствует, иль нет.
____________________________________
Ведь я вращаю мир вокруг себя,
Я центр и влияния и силы,
И мысль с сознанием покорны для меня
Непобедимый я, бессмертный, нерушимый

- «Иван Александрович, изобрази!»
- «Оппа-на!»
Слышал я доносящиеся до меня хриплые голоса вперемешку со смехом из-за ветхого забора соседского участка.
- «Алёшка, шапку забыл!» – Послышался взволнованный женский голос. Это была мама. Как она не понимает, что я уже не Алёшка, а Алексей. Мне двадцать четыре года и я взрослый мужчина. Да, пусть у меня нет ещё своей семьи, пусть нет детей, но я уже никак не Алёшка.
- «Мааа, ну я же просил!»
- «Не спорь!» Властным тоном сказала мама и натянула на мою голову шапку, да так, что мне пришлось поправлять волосы и напяливать шапку заново. Строгим взглядом мама проследила за моими стараниями надеть шапку, не испортив причёску, и, убедившись, что оная находится чётко на моей макушке, вернулась в дом.
Вот так всегда. Хорошо хоть Танька меня сейчас не видит. Только зайду за угол дома. Скроюсь с линии огня маминых глаз – сниму это древнее безобразие со своей головы. Откуда вообще взялась эта шапка? Если судить по степени её ветхости и запаху, можно предположить, что ещё мой дед, будучи пятилетним мальчиком, украл её у какого-то древнего старика, который явно использовал её не по назначению, а носил вместо башмака, на грязной ноге, прохаживаясь по всем окрестным лужам и болотинам. Если верить идее, что всё пришедшее из земли в землю и возвращается, то шапку мою срочно необходимо придать первой попавшейся компостной яме, чтобы она больше не могла наблюдать этот жестокий мир.
- «Оппачки, городской, какие люди!», послышался звонкий голос сзади.
Этот голос мне знаком. С этим голосом у меня связано очень много воспоминаний. Я остановился и специально какое-то время не поворачивался к человеку, который обращался явно ко мне.
- «Кто это там брякнул?», саркастично я проговорил, тихонько поворачиваясь назад.
- «Никак отрастил что-то, чтобы так базарить?», услышал я замечание.
- «Серёёёёга!», - «Лёёёёха!», закричали мы одновременно наши имена и бросились в крепкие объятья друг к другу.
Не меняется Серёга. Раз в год я приезжаю в деревню и он тут как тут. Мы никогда заранее не договариваемся, но всегда встречаемся летом в этом захолустье. Детство наше крепко связывает нас с этими местами. Детство наше крепко связывает нас. На мгновение мне показалось всё в каком то новом свете, словно я смотрю откуда-то сбоку на себя и на Сергёгу и тускло-зелёный свет заменил собой яркий, солнечный, обычный для этих мест. Я почувствовал небольшое волнение в этот момент. Но тут же, словно очнулся от того, как Серёга трясёт мою руку.
- «Ну что ты, рассказывай, каково там в столице?», кричал Серёга, вопросительно и радостно вглядываясь в мой внешний вид.
Снова какая-то вспышка. Я ощутил тошноту, словно вверху живота что-то сжалось.
Ещё вспышка.
Темнота. Я словно падаю. Волнение. Страх.
- «Доброе утро, Лёша!» Словно сквозь пелену я слышу ежедневно прекрасный голос мамы. – «Вставай!».
Страха нет, волнения нет. Падение было еще вчера перед сном. Приятное чувство разливается по всему телу. Под одеялом тепло. Немного высунув ногу, я почувствовал контраст. Батареи в нашем районе еще не включили и поэтому под одеялом тепло концентрировалось гораздо лучше. Я почувствовал запах варёных сосисок, который гораздо быстрее заставляет меня подняться по утрам, чем мамины уговоры.

Меня звали ветром. Сейчас не имею понятия, какое мне дают имя. Меня это не интересует. Я вынужден быть. Я всегда в движении. Я не знаю, можете ли вы понять меня, да и мне это не интересно. Вообще никто не интересен, так как я всегда в движении. В этом мой смысл, моя цель, моя жизнь.
Кому я это сейчас говорю? Вероятно, мне не безразлично кое-что. Мне не безразлично ваше отношение ко мне, поэтому я говорю вам о своих принципах. Если бы мне было окончательно всё равно, я бы даже не пытался вам что-либо рассказать о себе. Вот такой я социальный. Никогда бы не подумал. Таким образом, я узнал сам от себя, что я не тот, кто я думаю. Я строю забор только для того, чтобы кто-нибудь захотел заглянуть за него. Это его единственная цель. Вся таинственность создана лишь для того, чтобы кто-то попытался её развеять. И тогда бы я расцвёл. Пока нет людей, интересующихся окружающим миром, я вынужден быть за стеной, быть нелюдимым и грубым. Более того, окружающие люди видят мою стену и начинают строить свою. Подобное к подобному. Так и будет навеки веков, пока кто-то один не поймёт, что доброта и любопытство развеют всю строгость, уничтожат преграды и создадут импульс, вроде волны, которая создаст вокруг себя отклик, тем самым увеличивая свой радиус.
Однажды я встретил её. Всё изменилось. Поэтому я могу сейчас говорить. Поэтому я задумался о стенах, волнах и импульсах. Это меня погубит. Я знаю это. Пусть так. Наконец-то я очнулся, я проснулся ото сна, в котором пребывал. Интересно, что я сам себя в него загнал и поддерживал в течение всей жизни. Однако, лучше я умру очнувшимся и живым, чем продолжу жить, словно я не живой, словно я машина.
Машине безразлично жива она или нет, для машины важно действие. Не нужна ни вера, ни любовь. Бездушное действие. Никаких вопросов. Её безразлично есть ли кто-то быстрее, или медленнее, есть ли вообще кто-то другой. Это не важно. Она даже не задумывается о том, что важно, а что нет. В каком-то смысле она счастлива. Так как не понимает как ограничена. Только служит кому-то, каким-то целям.
Когда я выглянул из-под одеяла, когда я нарушил привычный ход вещей - всё вокруг взбунтовалось. Я был звеном в беспрерывной цепи механизированных движений. Представьте, только из-за меня одного работа всего механизма нарушилась. Меня заменят, я в этом уверен. Иначе и не может быть. Представьте, в идеальной симфонии одна нота станет хотя бы на пол тона выше. Вы это почувствуете. Конечно, если только у вас есть слух. Но раз вы изобрели эту симфонию, то вы это заметите сразу же. Гибели мне не миновать. Возможно, благодаря мне, кто-то из подобных мне очнётся. Нужно лишь мгновение, мысль, чтобы усомниться в реальности происходящего. И процесс будет запущен. Как круги на воде от волн. И потом, благодаря лишь одному полутону, который посмел нарушить ход симфонии – измениться вся композиция. Подстроиться под него, именно под этот полутон. Именно это и есть жизнь.

Дело было в большом городе, соединявшим в себе былое величие инженерной промышленной мысли, обёрнутой в периоды пятилеток. Город, который приманил к себе работников со всей страны возможностью работать и жить. Течение мысли влекло за собой стечения обстоятельств, которые неподвластны человеческой воле. Саморазвитие рождает мир. Дело было в большом городе..
Центральная улица, начинающаяся задолго до центральной площади, прямой линией ложиться на русло городской реки, тем самым показывая своё превосходство. Превосходство человека над природой. Разделив реку, она, продолжает своё движение вверх и упирается в университет, где хранятся мои воспоминания о пяти годах обучения. Думал ли я тогда, что нахожусь на верхушке центральной улицы – конечно нет. Думал ли я тогда? Думал. Хоровод воспоминаний, увеличивающийся в своей плотности по мере моего приближения к этому месту, создаёт приятное ощущение внутри. Быть привязанным внутренне к своему альма-матер, означает тупик – отсутствие развития после окончания. Отпустив воспоминания, позволив жизни дать тебе новую акварель, для создания своих произведений, на своём же, собственном белом листе – дорогого стоит. Вероятно, поэтому, у меня нет трепета перед прошлым или больших ожиданий от будущего. Художник лишь тогда художник, когда работает над произведением. Когда произведение окончено – он бывший художник; просто человек, который когда то создавал что-то.
Как и положено каждому живому организму, а город - отлично вписывается в это определение, центральная улица, о которой я веду речь – не единственная артерия, пропускающая сквозь себя людской поток. Если сравнивать город с человеком, то в городе, само собой есть все органы, отвечающие за нормальное функционирование. Людская масса, подобна микроскопическим клеткам, которые размножаются и занимают всё большее и большее пространство. Обустраивая себе небоскрёбы, вдохновлённые муравейником. Муравьи, кстати додумались до «многоквартирок» очень давно, у них не хватает только своего Эдисона, чтобы протянуть электричество. Кто знает, может быть, когда-нибудь сидя на дереве, в лесу, спасаясь от кабана, взглянув вниз, можно будет увидеть то же, что видишь, смотря на город, когда самолёт заходит на посадку или взлёт: подобие звёздного неба, только более золотистого, жёлтого, окутанное со всех сторон параличом темноты, чтобы выгодно подчеркнуть своё свечение.

Очень красиво выглядит чистое небо, не обременённое воздушными облаками, окрашенное только лучами солнца. Мысли не за что зацепиться при взгляде на такой небосвод. Начинает работать воображение. Чистота рождает что-то новое. Поэтому люди говорят: «Начнём с чистого листа!». Желание творить идёт изнутри, поэтому внутренняя чистота не менее важна.
- «За проезд передаём» - оборвал мои мысли громогласный требовательный голос.
Я перебрал в кармане монеты, которые приготовил для обмена на бумажный листок, который способен подтвердить моё право на безнаказанное нахождение в общественном транспорте в течение поездки. Этот же бумажный листок подтверждает усидчивость и работоспособность любого кондуктора внутри вагона. Идеальная модель – обменять билет на деньги заложен в интересах каждого участника дорожного движения, находящегося внутри общественного транспорта.
Передав плату за проезд и получив законный билет, действующий в течение одной поездки, я смог со спокойной совестью найти себе место внутри салона поудобнее, чтобы при входе и выходе люди, в спешке, могли не тереться об меня локтями и рюкзаками. Рюкзаками особенно большими, которые словно специально созданы для доставления максимальных неудобств любому скоплению людей внутри общественного транспорта.
Я представляю себе рекламный слоган: «Предпочитаешь трамвай? Купи баул – иначе не доедешь!». Реклама заказанная государственным учреждением, отвечающим за человекоперевозки внутри вменяемой им территории. Зачем это им, вы спросите? Ответа у меня нет, но есть предположение. Они это делают для того, чтобы общий уровень плотности населения внутри транспортного средства – увеличивался, а люди всё таки общались между собой. Чем не повод побеседовать? – «Простите мадмуазель, кажется, ваш рюкзак атакует моё солнечное сплетение всякий раз, когда вагон потряхивает, - вероятно, я вам нравлюсь?» Уверен, такая форма подачи информации собеседнику позволит вам весело скоротать поездку даже в самых неблагоприятных для этого условиях.

Я узнал этот день! Долго не мог понять, что же это за чувство, а это оказалось лучшее чувство – чувство удивления. С детства мне твердили, что у человека, а я себя к ним относил, всего пять чувств: обоняние, осязание, зрение, слух и вкус. С возрастом я узнал, что есть еще шестое чувство, помимо чувства «крутого поворота» в фильме с Брюсом Уиллисом, это наш вестибулярный аппарат, или иначе: чувство равновесия. Таким образом, держа в руках откусанную наполовину апельсиновую дольку, я использую все из вышеперечисленных чувств: я её вижу, чувствую запах, ощущаю её ладонью, справляюсь с сладко-кислыми волокнами во время того, пока её жую, а в добавок ко всему я стою на ногах в это время и вижу боковым зрением, как мой друг с голодным взглядом смотрит на всю эту процессию – демонстрацию моих шести чувств. При всём этом я чувствую, как жадно он на меня смотрит, чувствую удовлетворение от сочного фрукта, а так же чувствую приближение зимы и день уплаты налогов. Тут я поймал себя на мысли, что чувств у меня гораздо больше чем шесть. Более того, я влюблён и выхожу из трудных ситуаций с чувством собственного достоинства. Чувство меры во мне немного развито, а вот чувство вины изрядно приглушено. Ощущение того, что на меня кто-то смотрит, например в транспорте, или просто по пути в магазин. Чувство справедливости, удовольствие, чувство такта, ритма. Если еще ритм можно определить в раздел «слуха», то что прикажете сделать с чувством хорошо выполненного долга? Я, конечно, не учёный, но «дежавю», это вообще из разряда фантастики. Даже если очень постараться, то сразу не охватить количество чувств, которые охватывают меня в ту или иную погоду, в то или иное время суток и даже в тот или иной короткий промежуток времени. Я уверен, что очень много мы сами о себе не знаем. Вопрос состоит в том хотим ли мы это знать?

Однажды, заполучив в неравном бою заветное печенье, я восхищался округлостью его овсяных форм. Живительный солнечный диск, созданный специально для меня, нагло глядел в мои глаза, уверенно восседая на моей же ладони. Подобной наглостью могут обладать только коты и кошки, откормленные и пригретые в ногах хозяев. Я поймал себя на мысли, что хочу его сохранить в том виде, каком оно есть сейчас, мой трофей. В то же время я восхищаюсь им именно потому, что хочу его съесть. Ситуация оказалась нештатной и мне даже не хотелось думать по поводу выхода из нее. Приятно созерцать это печенье, тем более, что это не просто печенье, а победная награда в состязании. Имея его - я подтверждаю свой статус победителя. Съев его с потрохами, я снова окажусь наравне с остальными, у кого это печенье отсутствует. Что же делать? Ведь я именно для того и боролся, чтобы оно раскрошилось в моём рту под натиском зубов, ведомых челюстью, которая в свою очередь подчиняется моей мысли. Сейчас же я боюсь его потерять. Выход должен быть. Возможно, чтобы закрепить свою славу я должен показательно съесть его при всех. Это может быть решением. Мой образ запомниться в сердцах моих ненавистников и почитателей, как образ, поедающий печенье, которое символизирует мою силу и их слабости. Съесть необходимо только половину, а оставшуюся половину разделить между моими друзьями. Либо вообще лишь показательно откусить один кусок, а оставшееся раздать на всех, желательно, чтобы и ненавистникам досталось. Да, именно так и стоит поступить. Таким образом, я разделю триумф и покажу, что слава это не только моя заслуга. Сила и победа одного это заслуга всех вокруг.